Самобытные ножи, как показывает практика, встречаются практически во всех регионах нашей страны – их надо просто тщательнее искать. И я совсем не был удивлён, когда в Архангельске повстречал мастера, который частично восстановил, частично разработал нож, который он называет «поморским». Я встретил Игоря Козьмина (далее по тексту И. К.) на верфи Товарищества поморского судостроения, партнёром которой являются Северный (Арктический) федеральный университет имени М.В. Ломоносова и Северный морской музей.
Местом строительства шхуны выбрали ангар, принадлежавший университету, бывшую станцию техобслуживания. Осенью 2019 года члены товарищества вместе со студентами университета принялись переоборудовать помещение ангара в верфь. 21 ноября 2020 года верфь торжественно начала работу, на стапеле было заложено судно – поморская шхуна. Под и рядом с этой шхуной я встречаюсь с Игорем – он строит модели малых судов. После небольшой экскурсии по верфи я перевожу разговор на основную тему моего визита – ножи. Он снимает с пояса нож и протягивает мне. Нож выглядит, с одной стороны, архетипично: деревянная рукоять, яйцеобразная в сечении, навершие и больстер из нержавеющей стали, не толстый клинок с прямыми спусками. Инкрустация на рукояти. Да, инкрустация… Но первый вопрос у меня к мастеру обычный: как он дошёл до жизни такой?
И. К.: По первому образованию я инженер-механик, окончил в 1991 году АЛТИ (Архангельский лесотехнический институт), ныне вошедший в состав САФУ, по специальности «Машины и механизмы лесного комплекса». Распределение у меня было в ИТК на Пирсы, на левом берегу Двины. В то время колхоз «Заостровский» отвёл землю под строительство индивидуальных жилых домов. Пришёл в колхоз, вот окончил только что институт, инженер-механик. Мне говорят: о, нам нужен инженер-механик. Пойдёшь в колхоз работать – дадим землю! С руководством Управления внутренних дел вопрос решим. Зарплата мне была положена триста рублей, в те времена по распределению было 110, а тут мне сразу 300, плюс 40 рублей пайковые, ну тут что думать вообще.
Дали участок, затеял строить дом. По тем временам это было сильно, а сейчас, конечно, это такой средненький домик, даже не средненький, может. Но перестройка, колхоз начал разваливаться, я ушёл в инкассацию работать, потом окончил ВЗФЭИ (Всесоюзный заочный финансово-экономический институт), то есть второе высшее, теперь уже экономическое образование. Работал в филиале Мирнинского акционерного коммерческого банка, основным акционером которого была «Алроса». Дальше «Алроса» решила отказаться от этого банка и продала его, а новые владельцы закрыли филиал в Архангельске, я остался без работы, а уже как бы возраст, не то чтобы что-то начинать. Попытался работать в одном месте, другом – как-то не сложилось. К тому времени уже делал ножи, был кое-какой инструмент, да и в частном доме заниматься подобным делом несколько удобнее.
Ещё когда я работал в колхозе, там в мастерских была кузница. Вот, я городской, в обед народ разбежался, туда иду. Кузнец меня там поддерживал. Это были мои первые опыты в кузнечном деле. Присутствие наставника и работа у горна с наковальней дороже долгих штудирований всяческих книг. Но и без книг мало что получится. Как-то, ещё в школьные годы, попался мне журнал, если память не подводит, «Сельская жизнь» со статьёй про кузнеца-реставратора Вячеслава Ивановича Басова про дамаск и булат. Был очень впечатлён. Свой след оставила и книга Г.Я. Федотова «Звонкая песнь металла», вышедшая в 1990 году. Ну и, конечно, курс материаловедения в институте и соответствующие учебники. Они и сейчас стоят у меня на полке, и нельзя сказать, что пылятся. Вот такие истоки. Ну а потом колхоза не стало, да и не до ковки как-то было, но желание не угасло. В 2009 году сделал на земле примитивный горн из нескольких кирпичей, отковал клещи, с этого всё и началось.
Где ковка, там и слесарная обработка. Решил слесарный верстачок сделать. У меня была старая железная кровать. Раму верстака из этой кровати сделал, а за листом для столешни поехал на металлобазу. Там от листа отрезают не меньше одного метра. Конечно, железо осталось. Не пропадать же добру? Думаю, давай горн сделаю. Сварил горн, поставил на основание. Горн есть, клещи отковал, тиски купил. Вот и минимальный набор. Оно, конечно, закалку и отпуск клинка можно делать в горне, однако в муфельной печи это делать лучше. Сначала я сделал печь для отпуска. Нагреватель от духовки кухонной электроплиты, корпус из жести, теплоизоляция из стекловаты. Терморегулятор и термопару пришлось купить. В этой же печке провожу прогрев деревяшек при стабилизации. Потом сделал муфельную печь для закалки. Муфель из корпуса большого электрического предохранителя, нагреватель из спирали для промышленной электроплиты. Обмазал огнеупорной глиной, обмотал асбестом. На корпус пошёл метал корпуса старой стиральной машины.
Гриндер у меня тоже самодельный, для него я использовал двигатель от уже упоминавшейся стиральной машины – импортный коллекторный двигатель с датчиком оборотов, которых на холостом ходу аж 14 000. Рассчитал диаметр ведущего шкива, чтоб скорость ленты была ~30 м/с. Но не всегда нужна такая скорость, поэтому купил регулятор оборотов. Двигатель хотя и небольшой мощности, всего 400 ватт, но за счёт того, что регулятор получает сигнал с датчика оборотов, получается обратная связь. Если обороты выставлены не на максимум, то, когда от нагрузки обороты падают, регулятор увеличивает ток, и крутящий момент становится больше. Да не всегда и нужна максимальная скорость, а для обработки дерева даже вредна, дерево гореть начинает.
На этом судьба стиральной машины не закончилась. В ней стояла ещё улитка с приводом от стоваттного моторчика, уж не знаю для чего, но из неё получилась хорошая воздуходувка для горна. Сначала-то для дутья у меня был немного переделанный старый пылесос, но уж больно шумный, да и дул с большим избытком. Его я заменил на агрегат от стиральной машины. А двигатель-насос от пылесоса использовал при изготовлении циклона-стружкоотсоса. Вакуумная камера для пропитки дерева стабилизирующим составом – из корпуса водяного магистрального фильтра, дополненного манометром и ниппелем. Воздух откачиваю переделанным велосипедным насосом. Вот в таких условиях я мои ножи и делаю.
Все эти занятия были, что называется, хобби, а тут жизненная ситуация поменялась, ну и подумал: почему бы не попытаться этим зарабатывать? Открыл ИП, сертифицировал четыре модели. Но производство их, так чтобы кормило, у меня не пошло. Попалось на глаза объявление, что верфи Товарищества поморского судостроения требуются плотники. Судостроение, а вернее история северного судостроения, – ещё одно моё увлечение. В школьные годы занимался парусным спортом. В 2005 году спроектировал и построил небольшой швертбот. Ходил на нём с сыном в походы. Подумал: ну чем я не плотник? Пришёл на верфь. Дали мне задание, вроде экзамена, сделать пару столярных соединений, ну и приняли на работу. Вот так ваш интерес к моим ножам привёл вас на эту верфь.
М. К.: А ножами вы долго занимались?
И. К.: Ну как сказать, первый ножик я сделал ещё в школе. На самом деле кузню на даче я устраивал не ради ножей. Разумеется, думал сделать один-другой для себя – и только. Сделал себе нож по типу описанного в журнале «Охота и охотничье хозяйство № 9 за 1983 г. Статья биолога-охотоведа В. Костогляда «Нож таёжного охотника». Интересный комплект нож/ножны. Требует аккуратности и точности в сопряжении рукоять ножа с ножнами. Кстати, одна из сертифицированных моделей, под названием «Таёжный», как раз по материалам этой статьи. Сделал дочкам пару маленьких ножей с рукоятями из оленьего рога – за грибами да на рыбалку ходить. Сыну сделал нож типа финского пуукко. Как-то попросили сделать нож якутского типа. Отчего не попробовать? Приварил к молотку шарик от подшипника, отковал «якута». Как-то одно за другим.
М. К.: А как вышли на тему поморского ножа?
И. К.: Не вдруг, конечно. Я уже говорил, что ещё одно моё увлечение – это парус и история северного судостроения. Поскольку Пётр I своим указом запретил строить «старые» суда, а приказал строить «новоманерные», исчезло такое интересное судно, как коч. Конечно, не только из-за указа царя, тем не менее ни одно такое судно до наших дней не сохранилось. Какие они были, можно попытаться восстановить на основе архивных данных и археологических изысканий там, куда ходили поморы, а это Шпицберген (поморы его называли Грумант) и Мангазея, город в Сибири. Читая литературу о поморах, конечно же, встречал и описания ножей. Такое вот пересечение двух увлечений, казалось бы, не пересекающихся. Ну и интернет, где я зарегистрировался на разных форумах мастеровых. Вначале меня в основном интересовала ковка, но там же, на форумах, ножеделов больше, чем кузнецов, а ещё больше всяких «знатоков» и «теоретиков». Ну, последнее неизбежно, и, может быть, не так уж и бесполезно, иначе бы не появилась тема поморского ножа.
Зашёл как-то разговор на одном из ножевых форумов за русский нож. Много есть всяких ножей типа «финка», «пурт», «ненецкий нож», «якут», «пчак», «корд» и прочая. А русский? И возникло мнение, что как бы и нет русского ножа. Тот тип ножа заимствован у азиатов, другой – у шведов, третий – у финнов. Нет, я с таким мнением не могу согласиться. Щит к вратам Царьграда приколотили, тысячу лет как крещены, шестую часть суши освоили, а ножа не придумали? За всю Русь не знаю, Россия большая, я стал смотреть, что поближе, то бишь что у нас на Русском Севере, оно же Поморье.
К сожалению, с расцветом фабричного производства местные исконные традиции изготовления ножей до нашего времени не дошли. Разве что в археологических находках. Вот и пригодилось моё увлечение историей судостроения. Я вспомнил об описаниях находок ножей в книге А.П. Окладникова «Русские полярные мореходы XVII века у берегов Таймыра» издания 1948 года. На острове Фаддея и в заливе Симса на восточном побережье полуострова Таймыр были найдены остатки зимовья русских землепроходцев и предметы начала XVII века, среди которых, конечно же, ножи. Что это именно русские ножи, говорит инкрустация оловом славянской вязи на рукоятях двух из них. Я начал читать, прежде всего книги об археологических раскопках в Мангазее М. Белова и Г. Визгалова с соавторами (обе). Были схожие находки и на архипелаге Шпицберген. Т. е. не Мангазеей единой – просто там находок несравнимо больше. Вот по этим источникам я и определил для себя черты, характерные для того, что можно назвать «поморский нож».
Про сам нож: клинок – двойной клин, спуски от обуха, длина от 120 до 200 мм, толщина ~5 мм в обухе у рукояти. Монтаж сквозной с загибанием кончика хвостовика перпендикулярно плоскости клинка, с формированием проушины или без такового. Собственно, по клинку ничего особенного. Таких полно в раскопках древнего Новгорода, откуда и началось заселение Поморья в IX веке и по всей средневековой Руси. Рукоять коническая, сужающаяся к клинку, в сечении «яйцо». Оковка и навершие из кости, меди, бронзы или их сочетаний. Да иначе и не может быть, то ж русские люди. А вот один из типов ножен не совсем обычен, и, мне думается, сложился в суровых условиях севера Сибири. Кожаные ножны, прошитые с одной стороны и понизу с деревянной вставкой (каркасом). Подвес на шнурках универсальный от горизонтального до вертикального с подвязыванием нижнего конца ножен к ноге (если на ножнах предусмотрено соответствующее отверстие для шнурка).
Как я уже сказал, нож вполне обычен от древнего Новгорода и по всей Руси, а вот ножны меня заинтересовали. Конечно, ножны делали разных типов, но меня привлекли те, что с деревяным каркасом. Конструкция у них очень интересная. Другая особенность – это инкрустация оловом по деревянной рукояти. Хотя инкрустация оловом по дереву была довольно широко известна, но вот сочетание всех этих элементов и делает нож особенным, почему его и можно назвать поморским. Сначала я сделал нож с обычной рукояткой, но с такими ножнами. Делая ножны, не сразу я постиг, как они были задуманы.
У меня возникали вопросы: почему боковой шов не до устья ножен, почему кожаный чехол ножен крепится к деревянному каркасу кожаными ремешками? То, что каркас имеет открытую прорезь со стороны обуха на всю длину, вроде как понятно: проще выбирать место для клинка долотом или даже просто ножом. Но, раз за разом подгоняя элементы друг к другу, я сформировал такое представление: В ножны могут попасть мусор и снег, жир и кровь при разделке на морозе неизбежно замёрзнут. Нож в ножнах может примёрзнуть. Для охотника ситуация маловероятная, но тем не менее возможная, особенно когда нет под рукой ни зажигалки, ни спичек, ни снегохода и машины. И если уж такая беда случилась, то можно расшнуровать кожаный ремешок, снять чехол и вынуть нож из деревянного вкладыша в сторону боковой прорези. Ещё одна особенность: кожаный ремешок, скрепляющий вкладыш и чехол, одним витком охватывает устье ножен, а поскольку этот же ремешок служит подвесом, он всегда стягивает устье ножен, крепко удерживая нож за рукоять от выпадания, даже если кожа намокнет, что в море неизбежно.
Другая особенность – это инкрустация рукоятей оловом по дереву. Я решил всё до конца добить и занялся заливкой. Описание технологии заливки узора, вырезанного в деревянном изделии, я читал ещё в юношеские годы в журнале «Юный техник». Номер и год выпуска за давностью лет не вспомню, но эта статья встречалась мне и в интернете. Упоминается эта технология в уже названной ранее книге Г.Я. Федотова «Звонкая песнь металла». Инкрустация оловом, в общем, не требует каких-то особых приспособлений и оборудования. Ну, разве что чашки для плавления олова. В XVII веке, надо полагать, у каждого охотника, имеющего ружьё, была пулелейка и эта самая чашка для плавления свинца.
На рукояти прорезаются канавки глубиной до трёх миллиметров. На старых ножах канавки имели треугольное сечение, то есть, скорее всего, вырезаны кончиком ножа. Все канавки должны соединяться между собой и охватывать рукоять по кругу. Далее рукоять оборачивается бумагой. В досюльные времена использовали берёсту. Снаружи обвязывается бечёвкой и в канавки заливается расплавленное олово. Когда олово остынет, излишки срезаются ножом. Вроде всё просто, но есть тонкости. Дерево должно быть сухим. Расплав должен быть нагрет до температуры, чтобы не сжёг бумагу и в то же время не остыл в канавках раньше, чем заполнит весь узор. Да и бечёвку надо завязать так, чтобы и олово не вытекло, и воздуху было куда выходить, освобождая место для олова. Кроме красивости, такая металлическая рубашка предохраняет дерево рукояти от растрескивания.
Среди находок встречаются два типа узора: S-образные элементы и ромбы, внутри которых крест. Если про крест понятно, то что значит S-образный элемент, мне неизвестно, однако подобный элемент использовался в качестве балясин балкона северного дома и в спинке дивана вышедшего из рук северного столяра. В современной трактовке S-образные элементы орнамента, например на резных наличниках окон, связывают со змеями и водной стихией. Такое вот наследие языческих верований. Встречаются и надписи вкруговую, как на ножах с берегов Таймыра, или только инициалы, как на ноже со Шпицбергена. Возможно, инкрустацию делали сами владельцы ножей.
При первых моих опытах с инкрустацией я так же резал по дереву, хоть и не кончиком ножа, а специально сделанным резцом, но сухая берёзовая сувель режется очень тяжело. Для углубления канавок попробовал бормашинку, дело пошло лучше, однако имевшуюся у меня дешёвую бормашинку было тяжело держать в руках, а наконечник прилагавшегося к ней «рукава» из-за биения шпинделя использовать было практически невозможно, даже несмотря на предварительно прорезанные канавки. В дальнейшем я стал стабилизировать древесину. Современная химическая промышленность предлагает специальные жидкие составы, которые довольно легко проникают в поры древесины и при дальнейшей выдержке в камере с температурой 90–100 градусов полимеризуются, превращаясь в пластик.
Если пропитку проводить в камере с откачанным воздухом, то брусок сечением четыре на пять сантиметров (больше мне не требовалось) пропитывается насквозь. Однако при этом заготовку сильно коробит, из-за чего приходится делать большие припуски на выправление такого коробления. Чтобы вырезать узор в заранее стабилизированной заготовке, на которой вручную канавки уже не прорезать, пришлось приобрести более качественную бормашину, хоть и китайскую, но под маркой Foredom. Это позволило мне заранее стабилизировать деревянные бруски для будущих рукоятей. Стало возможным делать канавки поуже, узор стал получаться более чёткий.
Секретов я не делаю, кто хочет – может попробовать повторить. На форуме мастеровых сайта gans.ru я подробно описывал свои опыты и получил много откликов. Народу тема была интересна. Появились просьбы изготовить, надо было это как-то легализовать, открыл ИП. С налогами, то-сё, пятое-десятое. Чтобы это всё уменьшить, решить вопрос с кассовыми аппаратами (а их требовали не абы какие, а сертифицированные и зарегистрированные в налоговой), подался в народные промыслы. Сделал заявочку, представил изделие. Там все поохали, языками поцокали, и заключение комиссии – изделие достойно быть «признанным художественным достоянием» (цитата из протокола заседания художественно-экспертного совета). Принял участие в конкурсе «Мастер года», где получил диплом. Наверное, потому что других участников в моей номинации не было. Как дипломант конкурса был приглашён на передачу «Доброе утро, Поморье».
Нож – изделие, сходное с холодным оружием, а изготовление последнего есть уголовно наказуемое деяние. Пришлось сертифицировать свои изделия как ножи хозяйственно-бытового назначения, каковыми они на деле и являются.
У меня сертифицированы три модели. Один нож – небольшой «Стрик». Стрик – это промежуточный румб на поморском компасе. Вот, кстати, ещё одно подтверждение, что люди когда-то не просто пришли в Поморье, здесь смешались с местным населением и всё забыли. Нет, они принесли с собой свою культуру и хранили её на протяжении веков. Так, один из восьми румбов поморского компаса, а именно юго-запад, носит название «шелонник». Что за название? А всё просто: так называется ветер на Ильмень-озере, дующий с реки Шелонь, которая впадает в озеро как раз на юго-западе. Где Ильмень-озеро и где Белое море, да и веков сколько прошло, а название стороны света сохранилось. Стрик на картушке изображался маленьким треугольничком. Вот и ножик маленький. 8–9 см клинок, 10–11 см рукоять.
Пробовал для одного такого ножа сделать ножны иного типа, описанные в работе «Мангазея: кожаные изделия (материалы 2001–2007 гг.)» (Г.П. Визгалов, С.Г. Пархимович, А.В. Курбатов). Ножны без деревянной вставки, но тоже своеобразные. Усилены в окончании кожаной же накладкой, вероятно, от возможного прорезания ножен остриём. Когда шил эти ножны, подумалось, что они больше подходят для клинка с «щучкой». Вторая модель – «Зуёк». Зуёк – это птичка такая, а ещё зуйками поморы называли детей 10–12 лет, работавших на промыслах.
Вот что писал один из старейших советских фольклористов, уроженец Архангельска, сын потомственного кораблестроителя Борис Викторович Шергин в книге «Древние памяти: поморские были и сказания»: «Зуёк, или зуй, – наша северная птичка вроде чайки. Где рыбная ловля, где чистят рыбу, там кружатся зуйки. Зуйками называют в Поморье и мальчиков, идущих на Мурман в услужение – обед готовить, посуду мыть, рыболовные снасти сушить». Вот и этот нож для рыбалки, по рыбе да по кухне небольшой да ловкий помощник. Здесь длина рукояти почти одинакова с клинком, 10–12 см. Ножны с деревянным вкладышем, но обычно я прошиваю края кожи до устья, то есть ножны не разборные. Третья модель – «Помор». Тут уже клинок длиной 13–15 см при длине рукояти 10–12 см. Тут ножны, в которых деревянный вкладыш вынимается, то есть сохранены все особенности ножен. Впрочем, ножны не сертифицируются, так что можно делать какие угодно.
Почему выбрана такая линейка размеров? Я считаю, что изделие должно быть красивым. Красивым нам видится то, что гармонично, а гармония вполне вычисляется математически, то есть речь о золотом сечении, известном ещё древним грекам. Человек его не придумал, а подсмотрел в окружающей природе. Может, художнику, имеющему врождённое чувство гармонии, и не нужны вычисления, но я не художник, а скорее технарь, поэтому пользуюсь математикой. Главное – её правильно применить. Я подумал, что независимо от длины ножа, да хоть и меча, держим-то мы его рукой. Я вот смотрел старые ножи, которые из раскопок, у них рукоятки маленькие – 9–10 см: руки были поменьше у народа.
Мы думаем, что они были там богатыри, нет, мелкие были люди. В Великом Новгороде, к примеру, в IX–XI веках средний рост мужчины был 166 см. Но всё же клинки были довольно большие. Руки были мельче, но крепче. Теперь акселерация, хорошее питание, народ стал повыше, средний рост россиянина – 176,6 см, поэтому я и остановился на таком размере рукояти – 10–12 см. Но вот руки хотя и больше, но слабее. Поэтому и клинки небольшие. Однако связанные с рукоятью определённым соотношением. В своё время Цветан Цеков-Карандаш предложил «второе золотое сечение», вытекающее из основного и имеющее отношение 44:56. Я стараюсь этого придерживаться. Вот в сечении рукояти – «основное» золотое сечение, впрочем, оно яйцеобразное, а в форме яйца природой заложено это соотношение.
Мне ещё хотелось сделать модель «Ушкуй», с соотношением клинок-рукоять в основном золотом сечении, то есть 0,618:0,382. При рукояти 10–12 см клинок будет 16–19 см. Это уже соответствует размерам старых ножей. Но так ли уж нужен сейчас такой нож? Это ближе к размерам «шефа» на профессиональной кухне. Ну так и разумнее там пользоваться специализированным инструментом. Ладно, я понимаю, журнал охотничий, но я в силу определённых причин охотничьими ножами не занимаюсь. Даже если и соберусь делать «Ушкуй», он будет соответствовать стандарту на «ножи разделочные и шкуросъёмные».
М. К.: Нож очень красивый! Тут я вам ничего не могу сказать.
И. К.: Тут, конечно, и ручная ковка, и зонная закалка, и тщательность подгонки деталей, и отделка ножен, ну и, конечно, инкрустация. Даже маленькая оплошность в какой-то одной детали может испортить общее впечатление. Идеал, конечно, недостижим, но стремиться к нему надо. Опять же чувствуется своё.
Вот распространённая тема – финка, или финский нож. А насколько он финский? Хотя фирма «Фискарс» и была образована в 1649 году, но всем известный финский нож – это конец XIX – начало ХХ века. Откуда он пошёл? Финский «Фискарс» выпускал эти ножи. Фирма только основана немцем, в XIX веке швед её модернизировал, пригласил английского инженера. В это время Финляндия находилась в составе Российской империи. И этого финского «Фискарс» 30–40% шло на российский рынок. Ну, естественно, делали то, что будут покупать в России, например «Фискарс» производил штыки к трёхлинейке Мосина. А в России любят «щучку», которая уже на мангазейских ножах XVII века присутствует в полный рост. Ну, вот и делали. Это был наш, традиционный, северный нож, потом стал финский. Просто потому, что основная масса выпускается в Финляндии. А всё равно на самом деле это наше.
Если мы возьмём, допустим, старые поваренные книги конца позапрошлого века, какие ножи на кухне должны быть – что там будет? Хлеборез общего назначения, с «щучкой», вот это – классический русский нож. Ну и та же бочкообразная рукоятка. Никто этот нож не называл вообще никак, нож и нож. Просто хлеборез. Здесь на Севере ещё бытовали названия клепик, реже пурт. Кстати, и пуукко (их к концу XIX века компания производила более сотни моделей) изначально по-фински называли veitsi, то есть просто нож. Это потом появилось название пуукко, происходящее, по одной из версий, от немецкого названия ножа pook, которым немецкие купцы снабжали северные районы Швеции.
Просто мне видится небольшая путаница между названиями «финка» и «финский». Пуукко – да, финский. А за финку не всё так однозначно. Впрочем, я эту тему не копал, могу и ошибаться. Но когда пошла тема, что русского ножа нет, я возмутился. Как нет? Как так нет? Да вот же он!
Ну, не хотите русский – вот вам поморский.
Все статьи номера: Русский охотничий журнал, июнь 2024
1758